Велиикий Сибиирский Ледяноой поход (14 октября 1919 — 14 марта 1920)
— принятое в Белом движении название отступления Восточного фронта армии адмирала Колчака на восток зимой 1920 года. В ходе операции в тяжелейших условиях сибирской зимы был совершен беспримерный по протяженности, почти 2000-километровый конно-пеший переход от Барнаула и Новониколаевска до Читы.
Руководил походом главнокомандующий Восточным фронтом Генерального штаба генерал-лейтенант Владимир Оскарович Каппель, назначенный на эту должность в середине декабря 1919 года. После его смерти 26 января 1920 года командование войсками принял генерал Сергей Николаевич Войцеховский.
В.О. Каппель вместе с конем провалился под лед и отморозил обе ноги. На предложение эвакуировать его по железной дороги он отказался, решив остаться с армией до конца. После ампутации ног, сидя на коне он еще пытался управлять войсками. Капель скончался от двухстороннего крупозного воспаления легких. "В деревянном гробу, с армией, умерший Главнокомандующий продолжал свой путь".
7 февраля белые вышли к пригородам Иркутска. Но от атаки города пришлось отказаться: руководители Чехословацкого корпуса ультимативно запретили брать господствующие высоты в объявленной ими нейтральной зоне Транссиба. Кроме того, у белых было мало патронов, из 22—24 тыс. каппелевцев боеспособных оставалось 5—8 тыс. (тиф, холод, ранения), стало известно о расстреле Колчака. В ночь на 9 февраля белые начали обход Иркутска.
3-я армия генерала Сахарова 11 февраля, Уфимская группа генерала Р.К. Бангерского в ночь на 12 февраля, 2-я армия генерала Вержбицкого в ночь на 13 февраля, арьергард 2-й армии (Добровольческая и Боткинская дивизии) 14 февраля пересекли озеро Байкал по маршруту село Голоустное — город Мысовск (станция Мысовая).
Всего Байкал перешло 30-35 тысяч человек. На станции Мысовая раненые и больные каппелевцы, а также женщины и дети были погружены в эшелоны, а здоровые продолжили свой поход (около 600 км) до Читы, которой и достигли в начале марта 1920 года.
Великий Сибирский Ледяной поход был закончен.
Когда поход закончился, генерал Войцеховский учредил Знак отличия Военного Ордена «За Великий Сибирский поход» (название награды ставило её в один ряд с Орденом Святого Георгия Русской Императорской армии). Знаком награждались все солдаты и офицеры, прошедшие Великий Сибирский Ледяной Поход.
Из воспоминаний участника похода, Всеволода Иванова
(книга " В гражданской войне. Из записок омского журналиста"):
"Это был убийственный переход. Дул отчаянный ветер, но, на наше счастье, не было мороза, и снег лип на дорогу. Бесконечными рядами проносились пред нами лежащие, околевающие или уже околевшие кони… Около 300 штук насчитал я их и бросил считать верст за 15 до берега, где они лежали особенно густо. Видны были несколько голов, зажатых в трещину, вроде как бы шахматные фигуры.
Пришлось подобрать себе в сани со снега одного сыпнотифозного,— бедняга свалился со своих саней,— замерзал, говорить не мог уже и только чуть двигал рукой к летящей мимо него веренице саней.
Но суров закон великих бедствий: упал — пропал.
Кое-где лежали и людские трупы.
Подъехали под какой-то железнодорожный мост —Мысовая.
На станции — плакаты, приказы атамана Семенова, в которых он приветствует нас как героев и офицеров производит в следующий чин…
Японцы, действительно, охраняли Мысовую. Они глядели на нас с любопытством, и так же рассматривали мы их любопытные меховые шапки.
Спокойно, хотя и ненадолго, вздохнула армия, очутившись, наконец, на ст. Мысовой, но вместе с этим облегчением начались и известные затруднения. Во-первых, все начальство почувствовало вновь себя на твердом базисе. Опять начался «ренессанс генералов». Под них, под каждого отдельно, стали заниматься лучшие дома. Мы, прибыв одними из последних, принуждены были сбиться в числе человек 40 в маленькую квартирку железнодорожного рабочего, где и расположились на полу.
С другой стороны, и армия, очутившись в таком мирном положении, не смогла сразу встать на вполне мирный путь. Привычка к «спешиванию» шуб, сена, фуража осталась неистребимой..."
Из воспоминаний участника похода Вырыпаева В.О.:
"Наконец и мы втянулись в поселок Мысовой. Переход был окончен. На улицах, как в каком-то цыганском таборе, стояли сани, повозки, солдаты разжигали костры, куда-то везли раненых и больных, вели лошадей к привязям, и на все это с невозмутимым спокойствием взирали японские, одетые в шинели и меховые шубы (дохи) солдаты-часовые. А с Байкала все шли и шли люди, в санях, на лошадях и пешком...
... Гроб с телом генерала Каппеля прибыл на Мысовую, и здесь же на следующий день была отслужена первая панихида. Как-то до этого прошедшие через всю Сибирь бойцы не уясняли себе полностью факта смерти Каппеля. Просто большинство не представляло, что генерала Каппеля уже больше нет... Кем-то были распущены слухи, что в закрытом гробу якобы везлись какие-то ценности или деньги, а что сам Каппель уехал вперед, чтобы приготовить место идущим каппелевцам, и прочие подобные небылицы. Но когда на панихиде была поднята крышка гроба и бойцы увидели покойника, то у многих невольно вырвался тяжелый вздох и мучительный стон. Многие закаленные бойцы не могли сдержать рыдания, и большинство находилось в подавленном состоянии».
Из воспоминаний Я.Б. Нодельмана о каппелевцах:
" 11 или 12 февраля 1920 г. появились с Байкала каппелевцы на конях и санях, привезли даже своего мертвого командующего Каппеля на особых санях. Заняли они все школы, и в редком доме у населения не было постояльцев. Недели через полторы каппелевцы смылись, оставив нам тиф со смертными случаями. Ревкому пришлось открывать лазарет, а денег ни гроша. 19 марта срочно командировали меня в Иркутск к ВЧК и последний. после неизбежных формальностей, выдал мне на ликвидацию тифа 300 тысяч рублей, привез битком набитый чемодан. Открыли в здании №31 тифозную больницу. Меня назначили заведующим, а завхозом я пригласил зав. городской семилеткой тов. Карасову ( их эвакуированных). Первым врачем из Красного Креста появился Крымов ( он, бедняга, заразился и погиб), а потом врачей наезжало и уезжало несколько, все временные. Больше всех досталось обслуживающему персоналу во главе с Карасовой, и удивительно, никто из нас не заразился. Все, даже очень тяжелобольные, выздоравливали и с благодарностью уходили. А всё-таки, надо сознаться, всем нам было жутковато, в особенности после смерти врача."